Памяти Вадима Соколова (strjem)

[strjem]

Собирали ягоды, а они всё не собирались, гоняли курей, чтоб не клевали смороду с веток и не лезли в хату, перевязывали скотину и носили ей воду. Таскали с огорода хряпу тёлкам в хлев и свиньям лебеду. Всё шло своим деревенским чередом. Уже к вечеру во второй раз поворАчив свежие прокосы которые днём на пожне прокосил дед Платон, закончив собирать корзину смороды, принеся в хату воды из криницы, что была под горой у пожни, уже по прохладке, накопав червей, пошли к Бездонному за линями, держа как заправские взрослые рыболовы удилки на плечах. Вода в озере была тёплой - при тёплой, что парное молоко. Уселись на мостки и опустив ноги в воду и напялив на себя дядькины, огромных размеров пиджаки, соблюдя ритуал с тремя плевками на насаженных червей, закинули снасти. Веселуха началась почти сразу и мы одновременно вытащили по линьку. Рыбалка дело конечно азартное, но когда так клюёт - то же не интересно. Если бы хоть виды рыб менялись, а так одни лини. Накидав с десяток в ящик - садок, что был прилажен под кладкой и отпустив с пару десятков рыб, пошли в сумерках загонять скотину.
На столе кухни стояла керосиновая лампа и давала не ровный, тусклый, жёлтый свет с неправдоподобно огромными тенями. По средь стола покоилась гогромная сковорода на которой шкворчала яишница с салом, стоял чугунок со щами, масло, сметана в кринке и молоко в кувшине, хлеб нарезанный большими ломтями, чищеный чеснок и перьевой лук, ужинайте, кому что нравится. Поклевав, пошли на клеть и стали думать, куда завтра пойдём рыбачить. Можно конечно опять сгонять на Рукштало, но хотелось повидать что то новое. Можно было сбегать на Медумское, там где проходит зимник. Дорога летом идёт вкруг озера, а зимой, дабы сократить расстояние, все местные хуторяне идут по льду озера в сельсовет или лавку, так на треть ближе получается. Можно на Смелину сгонять или Илгу допустим. Хочется всюду и везде, а главное сразу. Думали долго. Даже спорили, хотя я не был ни в одном из упомянутых мест, но всё одно хотел попасть в такое, где бы был гарантирован весомый улов. Обязательно хотелось гарантированной, бешенной борьбы с крупной рыбой. Поэтому я изначально расспрашивал Димку не только про озёра, но и о рыбах которые в них водились, и на сколько эти рыбы там были крупны, и даже о том, есть ли по близости другие водоёмы на случай бесклёвья, а следовательно и позорного отступления. После споров растянувшихся далеко за полночь, мы остановились на Илге. Ну во первых этих озёр аж два, Илга Большая и Илга Малая, так там ещё и Васара через дорогу имеется. Это такой болотный глушак от Медумского озера. Весной по половодью с высокой водой оно соединялось с основным водоёмом и в него как водится заходила всяческая рыба не нерест, а с падением уровня, там и оставалась. Долго не мог заснуть, всё рыбы разные стояли перед глазами, а тут раз и меня уже трясут за плечо.... Пора вставать, проспишь зорьку и всю крупную рыбу. Слетели с клети, похватали удочки, в этот раз мы их не прятали и они стояли у полисадника, торбы для рыбы через плечо, в каждой по четвертине хлеба, лук, редис, по куску мяса и варёные яйца. Ещё Димка прихватил четвертинку хлеба так, на всякий случай, может для насадки, может для прикормки? Консервная банка с варёной яченевой крупой, которой он одолжил из свиного корыта, вот пожалуй и всё, что у нас с собой было. У Димки были резиновые сапоги, чуть большеватые, на пару размеров, но с портянками в самый раз, а у меня настоящие детские кирзачи. Димке они были малы, да и мне налезали только с носком, а носок тогда попросту не было, так я свои выходные одевал, в которых приехал. Уж очень мне нравились эти сапожки. То я себя в них чувствовал красноармейцем, то заправским комбайнёром или трактористом, то милиционером, в общем просто неотразимый такой героический кажан я был в этих кирзачах. По большаку не пошли, а пошли через поля с пролесками, наискосок до дороги на Малиновку и уже по нему на большак. Полюбовались в распадке на подёрнутый остатками тумана, загадочный и манящий глушак Васара, и Вот она Малая Илга.

[strjem]

Малая Илга оказалась таким средненьким по размерам водоёмом, обнесённым со стороны большака изгородью из колючей проволоки и естественным забором часто растущей чёрной ольхи с кустами лозняка. Подходов к воде сквозь камыш видно не было, а вся поверхность озера за исключением середины, была заросшей рдестом и редкими кубышками. Все было покрыто белёсой пылью толщиной в три пальца с большака. Как то не очень хотелось рыбачить в таком месте. Далее дорога делала оветвление уходящее к озеру, на него мы и свернули. Дорога проходила прямо по серёдке меж двух озёр, а на горке примостилась ферма. Видимо в силу своего рельефного уреза, некогда единое озеро Илга, имело форму восьмёрки. Потом либо построили ферму и перегородили узкую часть озера дорогой, от чего получилась Илга большая и Илга малая. Или перегородили, бросив под дорогой трубу, а потом построили ферму, хотя какая разница? А может там раньше деревенька какая была, про которую я попросту ничего не знаю. Дошли до перемычки, от туда открывался прекрасный вид на оба озера. Малое оставило о себе не сильное, а точнее, не яркое впечатление. Возможно это было в силу изобилия водной растительности и тростника с рогозом вдоль берегового уреза? А может быть тени, в которой тогда, утром, оно предстало моему взору? Большое же наоборот, было голубым в лучах восходящего солнца и обрывках утреннего тумана. На малом всё пространство было наполнено чмоками и чавканьями карасей и линей, а гладь большого нарушали частые всплески крупных рыб. Переходить на другую сторону озёр по дороге - перемычке мы не стали, а посоветовавшись пошли вдоль большой Илги по нашему берегу. По началу шли утопая в разнотравье луговых пойменных трав с преобладанием зонтичных и медуницы, от чего местами из травы виднелись только удилки. Наконец дошли до изгороди из длиннющих жердей. Перелезли на выпас и ход стал легче. Начали попадаться проходы в тростнике, но ловить рядом в них не представлялось возможным в силу узкости пространства рассчитанного на одного рыболова. И тростник рос прямо от самого берега, а не на расстоянии от него, как на Кумпинишках или Медуми. Наконец появилась вполне такая большая лагуна с кладкой из одной широченной и длинной доски с привязанной на конце лодкой. Ну вот, на конец то, то, что надо. Переговариваясь шёпотом, что бы что то не спугнуть, даже и не знаю что? Не то утро, не то рыбу, не то самих себя, зашли аккуратно на кладку и тихонечко присели в её конце. Размотали лески обкрученные в круг удилок и совершив обряд из трёх плевков - закинули поплавки, кто куда считал нужным. Димка к кувшинкам на глубину, я к урезу тростника, плотная стена которого уходила от берега в глубину. Под нашими ногами безбоязненно плавали плотвички, окуньки и густёрки с краснопёрками. Вода прозрачна как слеза и видны все пещинки с кусочками ракушек и мусором из старых тростинок и веточек от деревьев. Венцом всего этого аквариумного пейзажа, являлась довольно крупная клешня рака. Не приближаясь близко к нам в глубине начали появлятся силуэты рыб достойного размера. Видимо по началу заметив нас они ушли от берега глубже, но теперь слегка осмелев, вновь начали подходить к мелководью, хотя под нами было уже примерно по пояс. Поплавки некоторое время помолчав и даже дав возможность нам себя с пару раз перебросить, наконец ожили. Первой попалась краснопёрка с ладонь, потом Димка поймал увесистую плотвину. Так мы и потягивали рыбу по очереди и одновременно, обсуждая каждую в отдельности всё так же шёпотом. У кого была крупнее, как она клевала и главное, как сопротивлялась. Димка набросал немножко яченевой каши из консервной банки, что явно дало ему фору в ловле. Рыба у него начала клевать просто на заброс, а размер явно перешагнул мои самые крупные трофеи в это утро. Пришлось просить хоть щепоточку волшебной каши, но Димка не спешил покидать пьедестал лидера. Он всё время находил всевозможные отговорки, мол, не в каше дело, или, попробуй по другую сторону кладки, по што в одну точку бросаешь!? Но ведь вечно так отговариваться не удастся, так можно поссорится, и зная об этом Димка сдался. Я бросил в место ловли пару комочков вожделенного прикорма и у меня тоже дело пошло. Не могу похвастать. что я стал нагонять Димку в улове, слишком уж он время протянул, но главное, что скучно, а может и завидно, мне уже не было.
И вот, когда солнце уже начало сильно припекать, а мы были готовы плюнуть на рыбалку и перейти к водным процедурам, случилось такое.....

[strjem]

Неожиданно водная растительность начала раскачиваясь - подёргиваться и трястись от глубины к берегу, всё ближе и ближе, на всей площади свободной от тростника. Мы как завороженные смотрели на это и гадали, что бы это значило? Через пару секунд всё пространство заполнила стая лещей. Огромных и чёрных как бабкины чугунные сковороды. Мы стояли истуканами и боялись пошевелится. Вообще то это было на столько невиданным, завораживающим зрелищем, что я даже засомневался в том, правда ли это. Первым из оцепенения конечно же вышел Димка. Лёгкий подброс поплавка и ближайший к червю лещ, прямо у нас на глазах, вытянув губы трубочкой, втянул наживку. Через долю секунды он уже ходил кругами, а Димка удерживал его на ореховой хворостине. Стая чуть отхлынув, начала по одиночке вновь приближаться. Походив изрядно на леске, леш устал и глотнув воздуха уже лежал поверженным на боку, кося ошалело одним огромным глазом. Вторым видимо с тоской смотрел на песчаное дно. Оставалось загадкой, как дотащить рыбу до берега при этом не распугав стаю. До сих пор я с Димкой стояли как вкопанные делая лишь едва заметные движения кистями рук, а тут идти нужно. Да и лещ в любой момент мог очухаться и дать бой по новой. Естественно эта важнейшая и ответственейшая задача легла на мои плечи. По другому и быть не могло. Я стоял на доске ближе к берегу, а на ней было не так то просто разминутся. Мне конечно тоже очень хотелось поймать своего, первого в жизни леща, очень хотелось и я даже было начал спорить, но тщетно, Димка был не преклонен и очень убедителен в своих рассуждениях. Пришлось практически как в пантомиме, еле - еле двигаясь, передавать Димке свою удочку и брать его, с лещом на крючке. Еле двигаясь, я побрёл по доске к берегу. Лещ спокойно волочился рядом с мостком. Сзади опять послышалась возня и шлепки по воде. Я сразу понял, что Димка тянет очередного леща. А тот которого я тихонечко буксировал к берегу, вдруг ожил и дёрнул удилку так, что я потеряв равновесие полетел с мостка в воду. Шлепок при приводнении был наверное слышен в Даугавпилсе. Димка повернул в мою сторону лицо с такой жуткой гримасой, что я понял, нашей дружбе видимо пришёл конец. Когда я поднялся леща на удочке уже не было. Исчез так же и крючёк, всё было очень плохо!

[strjem]

Даже не могу рассказать с каким видом Димка протащил до берега вдоль кладки своего второго леща, насадил всю рыбу, включая мною пойманную, на ивовый прут и не произнеся ни слова ушёл. Я мокрый сидел на мостке, смотрел ему в след, а внутри меня всё кричало от обиды, да что там кричало - орало! Как же так, ведь я ему везде и во всём помогал, даже спасал от бабки Нади, или хотя бы заступался словом, по возможности. И вообще, думал я, почему он не потащил сам своего леща к берегу, а взялся сам ловить второго моей удочкой, в то время как я буксировал его? Если по честному, то каждый должен был ловить своей удилкой. Тогда, упади он в воду вместо меня, я бы не был виноват, да ещё и удовольствие бы получил поймав того гиганта с которым он ушёл. Я таких огромных рыб ещё ни когда не ловил. И так как он, я бы никогда не поступил, бросить меня одного, это уже слишком. Сразу вспомнилась рыбалка на Рукштало, там ведь он тоже ловил один, а я наблюдал. Раньше меня это не волновало, да я даже этого не замечал, а тут на тебе, вспомнилось. Вообщем много тогда обид появилось в моей голове, как по поводу, так и без. Бежать за Димкой было не в моих правилах уже тогда. Ну и пусть уходит, пусть хвастается своей и моей рыбой, плакать не буду! Жаль только, что он мою удочку забрал а на его удилке оборван крючок.
Искупался голышом, тогда трусы в деревне были только выходные, те в которых приехал и колготки помню мальчуковые были, но их только в холодную погоду одевали. По этому из одежды на мне были огромные короткие белёсые, выцветшие парусиновые штаны с чужой большой задницы, сейчас такие шортами называют, отличие от нынешних заключалось в жёсткости материала и одной широкой шлейке и с пришитой видимо для красоты здоровенной пуговицей синего цвета. Никаких функций эта пуговица не несла, просто была пришита и всё. Из - за длинноватой шлейки штаны вечно висели ниже, ниже пояса что ли. Рубаха была тоже размеров на пять - шесть поболь, нежели нужна была мне, вообщем - картинка. Всё сполоснув от песка и мусора, я прихватив удочку поплёлся в сторону хутора. Вышел на большак и так голышом с мокрыми вещами под мышкой посеменил по пыльнику босиком. Людей было видно из далека, а машины слышно, и тогда я сигал в придорожную канаву. Её никогда не косили и в высоких зарослях очень пыльных зонтичных трав я отсиживался пока свидетели моего срама не скрывались из виду.
И тут меня посетила интересная идея, свернуть на глушак Васара и проверить как там и что? К глушаку вела едва заметная тропинка через пшеничное поле. Хотя правильнее будет, она начиналась от дороги, а дальше было просто поле с колосящейся будущей мукой. Это меня вполне устраивало, ведь я сверкал своей голой задницей. Я шёл под горку и отведя в сторону удилку с удовольствием ощущал сильное сопротивление стеблей. Наконец я достиг края поля и в низине моему взору открылось Васара. Типичный болотистый глушак с чёрной, настоенной на торфе водой. Тропа вновь появилась и вела в березняк. Одна часть озера, та что я видел с пыльника и которая сейчас была мне открыта, оказалась не всем глушаком и не была таккой маленькой, какой казалась с дороги. Видно было, что в конце плёса урез воды уходил на лево, туда же и вела тропинка. Прошлёпав по торфяной жиже и корням я вышел к другой части глушака, хотя было видно, что и это не полностью всё Васара. К большой берёзе, мощной цепью и таким же замком была пристёгнута лодка. Я тогда не слыл специалистом в лодко - строении, но я всётаки понял, что лодка класс. Она была маленькая, ладненькая и видимо ходкая. Цепь проходила и через уключины двух вёсел.

[strjem]

В лодке под лавкой лежал черпак из большой обрезанной наискосок металлической банки. Воды почти не было, за то на дне было много крупной чешуи. Чувствовалось, что лодкой пользуется кто то, но кто, и почему нет тропы через пшеничное поле, оставалось загадкой.
Разложив на солнцепёке вещи для просушки, приступил к исследованию берега и лодки. На берегу валялось пара консервных банок в которых приносили червей. В лодке, средь щёлки поблескивал белый крючок, прихваченный ржавчиной, были тогда такие "Киевские", жаль только крупноватый, как мне показалось. Ещё я нашёл три круглых грузила разных размеров, но в последствии оказалось, что это дробь, прорезей не было. У Бабки дроби было много, любого калибра включая пули, но то там, на хуторе, а то тут. Сидел я так в лодке на лавке и наблюдал за водой. Ветра не было, может вообще, а может только тут в низине. Ода была безмолвна, разве что мелочь иногда играла. Привязал крючок, пусть и большой, накопал червей на краю поля, благо было куда и пошёл к лодке, рыбу удить. Жаль у меня не было хлеба, Димка всё унёс, а мы к тому моменту ещё не проголодались. Теперь же в желудке бурчало так, что я боялся этим шумом распугать весь возможный улов. У лодки, на расстоянии заброса Димкиной удочки поднимались пузырьки. Это могли быть лини или караси копающиеся в иле. Туда то я и забросил удилку держа её всё время на вытянутой руке, дабы доставать до заветных пузырьков. Должен заметить, что крупноватый крючок оказался как нельзя кстати. Теперь мне не нужно было обрезать ногтём половинку крупного червя, так как большого рыба тянула за длинный, свободный конец, а попросту одевать этих питонов чулком, а выползков, которых мы называли удавами, кольцами. Довольно долго я стоял не шелохнувшись в качающейся лодке, и не обращал внимание на сосущих кровь комаров. Всё тело уже изрядно чесалось и краем свободного от созерцания поплавка глазом, я как хамелеон видел комариные, тощие, но быстро наливающиеся моей кровью тельца. И вот, когда моё терпение в прямом и переносном смысле иссякло, поплавок заплясал на чёрной глади глушака. Всё отступило на второй, а возможно и на третий план. Веся вселенная сузилась до величины этого кусочка пробки. Удочка просто влипла в моментально вспотевшую ладонь, а поплавок не притапливаясть продолжал скакать. Сколько это длилось я не знаю, но кажется вечность. И вот, наконец он не переставая прыгать пошёл вдоль берега. Я подсёк и на том конце заходило нечто большое, а может и огромное, ведь я пока ничего огромного не вытаскивал.

[strjem]

После долгого вываживания, на прибрежную траву легла крупная рыбина не понятной национальности. Она была широкой и почти совершенно чёрной. Похожа как на плотву, только почти в двое шире, так и на язя. Пузо у рыбы было цвета тёмного золота, остальное чёрным как смоль, а вот плавники напоминали по цвету венозную кровь. До меня не сразу дошло, что я стал счастливым обладателем огромной краснопёрки. Конечно в наших с Димкой уловах краснопёрка с ладошку была почти так же обыденна, как линь на Бездонном, но такой цвет и уж тем более размер, просто не укладывался в моей голове. Не смогу озвучить её вес, ведь тогда, в моих глазах, она была как минимум на пару килограмм. Уж и не знаю как долго я любовался трофеем пока вновь не вспомнил о рыбалке. Желудок подсказал, есть хотелось всё сильнее. Решил поймать ещё хоть одну рыбу, ли увидеть последнюю поклёвку и домой, на хутор. Во второй раз, ту самую поклёвку долго ждать не пришлось. Буквально через минуту после заброса поплавок едва качнувшись ушёл почти весь под воду и поплыл в глубину. Выжидать смысла не было, так как леска практически в раз начала натягиваться. Хоть мне и показалось рановато, но пришлось подсечь. Удилка вновь изогнулась и вот оно безумство эмоций вперемешку с удовольствием! В голове сразу начали мелькать различные, подчас нереальные формы и виды рыб. Но венцом всей этой рыбной вакханалии, конечно же оставалась краснопёрка, такая же большая, или ещё больше. Однако на поверхность глушака, в конце концов, всплыл лещ. Был он столь же чёрным как и первый трофей. Рыба повержена и занимает место в траве рядом с первой. Вот это успех, вот оно везение! Теперь можно ещё раз всё сопережить любуюсь этим созданием природы зовущемся одним общим, простым словом "рыба". Да нет не простой, а той самой рыбой, которая будоражит нервы и не даёт мне спокойно спать по ночам и заставляет лихорадочно учиться всему тому, что связанно с её поимкой, то есть рыбалкой. Но что то в пойманной мною рыбе не так. Вроде бы простой лещ, что я лещей не видел что ли? Ну конечно не совсем простой, а огромный и в добавок мой, именно мой, пойманный лично мною. Вот только форма тела, или головы, а может глаз, не сходится с лещом как то. Может мутант какой? Нет не мутант, я наконец то всё понял, это густера. Это у неё такие огромные мутные глаза и горловые плавники рыжеватого цвета, а не чёрного, как у леща. Да и форма тела чуть другая. Попадались мне конечно рыбёхи граммов до трёхсот, мелкая так вообще водилась почти везде в больших озёрах и вечно мешала рыбачить своей приставучестью, но о таких крупных, я даже в рассказах бывалых не слышал.
Сотворил кукан из лозового прута, по образу и подобию, что ваял Димка, оделся в уже высохшее и пошёл домой гордо неся рыбу перед собой. Очень хотелось что бы мне на встречу попалось как можно больше хуторян. Вот бы местные удивлялись, как незнакомый кажан, тут, у них под носом, так умело рыбу ловит. День выдался очень жарким и душным. На небе ни облачка, сплошная безбрежная синь. К хутору я шёл без косоворотки и всё одно потел. Во рту пересохло, но я решил весь путь проделать по большаку в надежде, что меня с уловом увидит как можно больше народа. Рыба уже обсохла до вяленой, но меня это не волновало. Ведь не главное съесть, главное всем показать.
Вот тогда то и появилась на небе тучка. Я всё пылил, семеня по большаку, стараясь ступать босыми ногами в те места, где был песок или грант. Но в низинках дороги, где после дождей стояли лужи, а теперь были острые комья высохшего глинозёма, приходилось плохо моим ступням. Тучка удивительным образом быстро приближалась и росла, постепенно занимая всё небо. Глядя на эту небесную чернь мне становилось всё больше не по себе. Птицы все как то разом все смолкли. Даже жаворонки, которые летали и пели трели перед падением камнем к земле, пропали. Да больше того, ласточки исчезли. Моя спесь вперемешку с хвастовством и показухой, начали улетучиваться, как эти птицы. Я свернул с пыльника на просёлок к Малиновке. Решил идти утренним, коротким путем. Когда перешёл с просёлка в поле, меня ждал сюрприз. По всему периметру поля была натянута проволочка. Странно, ведь ещё утром её не было. Такая не толстая, между частых металлических штырей пластмассовыми наконечниками. Ничего подобного я до сей поры не видал, перешагнул не без труда это препядствие доходившее мне почти до паха и пошёл по выпасу дальше. Туча тем временем уже накрыла меня и закрыла солнце. Налетел сильный, порывистый ветер, стих, а потом как даст опять но уже с дождём. Трудно подобрать слова, для описания сего кошмара. Ливень был тёплым, но лил как в душе включённом на полную мощь, только капли были на много крупнее. Через минуту я был полностью мокрым. Грохотало всё вокруг и сверкало, а я сидел на корточках по среди поля и трясся. Трясся не то от страха, не то от холода, а может и от того и другого одновременно? Ливень шёл минут пять, может семь и опять вышло солнце. На небе вновь ни облачка, если не брать в расчёт удаляющуюся тучу. От меня повалил пар и тут же стало нечем дышать. Идти в мокрой одежде было противно, благо до хутора уже было не далеко. Дойдя до края выпаса, я вновь упёрся в проволоку. На сей раз я долго не думая переступил через неё и тут меня кто то сзади, ибо спереди никого не было, так ударил между ног, что я улетел на несколько метров и потерял сознание.

[strjem]

Когда я очухался, то долго не мог понять, или вспомнить, что же со мной произошло? Палило солнце, пели птицы, стрекотали кузнечики, валялась удилка, а рядом засохший улов и болело в паху. Сознание начало потихонечку восстанавливаться и в раз родился естественный в такой ситуации вопрос, так кто же меня так долбанул? Постепенно, не сразу конечно, но моё детское сознание, каким то самым непонятным способом связало "проводок" с произошедшим. Печальным было то, что я отлетел обратно, к центу выпаса и злосчастную проволоку мне предстояло преодолеть ещё раз. Вспоминая боль от удара, я распластавшись на траве за метра три от провода, и всем своим существом вдавливаясь в землю, прополз под ним, а встать решился только метра через четыре после пересечения этой страшной черты.
На хутор я пришёл уже не в столь приподнятом настроении. Чувствовал, что после грозы, мой весомый улов меня не спасёт. Димкина бабка встретила меня с розгой. По её уразумению, я как не верующий в Бога фулюган, только и мечтал, что о её смерти. Ведь мне плевать на неё и я не соизволил удосужится вернутся с её внуком домой, а специально где то блондался, что бы ей стало плохо с сердцем! Всё это она выговаривала мне одной рукой держа моё ухо а второй отхаживая по спине хворостиной. Не знаю точно, то ли мне удалось выдернуть горящее ухо из её цепких пальцев, то ли она сама специально их разжала, но я наконец вновь обрёл свободу. Это как птичка которой удалось выпорхнуть из лап кота. Доля секунды и я уже был у сажелки возле пасеки за домом. Я залёг на живот за кустами агрыста. Спина опять покрылась длинными гузами и о лёжке на ней не могло быть и речи. Слёзы текли сами собой, но не от боли, а от обиды. Обиды на Димку, на бабку Надю, на Мамку, не зачем было меня сюда отправлять, на весь белый свет.

[strjem]

В пузе урчало, ведь я так ничего ещё и не ел. В хату пойти я не мог, боялся, что бабка ещё наподдаст, а на улице, что поешь? Сделав приличный круг, при этом постоянно пригибаясь и прячась за травой добежал до яблонего сада. Не весть Бог что, но с голодухи и яблоки пища! Набрав за пазуху опадышей Малиновки, Ранета и пары Ананасовых, практически прозрачных яблок с дурманящим запахом, пошёл к Бездонному. Искупавшись я сел на кладке и грызя яблоки стал думать о тяжестях судьбы. Вспоминал пыльную Ригу и кажанов носящихся сейчас по району, ходящих в "Дайнушку", кинчик такой раньше был на Маскачке, или "Ударник" в цыганчике. Они сейчас наверное ели мороженное, если у Мамок денег выпросили или украли. А может играли в салки прыгая по сараям, или в прятки в проходных двориках и подворотнях. А может, если конечно кому то очень повезло и Мамка дала паспорт с сорока копейками, то этот кто то, в пареке Мира взял в прокате велик и тогда все гоняли на нём по очереди. Эээх, и за чем она меня сюда сослала с этим Димкой!? Сидел я на мостке долго, очень долго. Слышал как на горе несколько раз меня звала бабка, наверное ужинать, но я хоть и был по прежнему голоден, всё же не пошёл. Прибегал Димка, что то промямлил про хату и еду, но не дождавшись от меня ни слова, исчез. Досидел до темноты и когда комары меня уже полностью изгрызли, я побрёл в гору к хутору. В хате мерцал жёлтый, тусклый свет керосиновой лампы. На кухне за столом, спиной к окну сидел дед Платон. В большой "Красной" комнате, горели свечи на иконостасе и по верх всего золотого оклада состоящего из примерно десяти икон с образами, светлячком помаргивал малюсенький огонёк лампадки. Бабка молилась, у неё шла Вечерняя служба. На сеновал не хотелось, там был Димка и я пошёл спать в Пуню. Можно было лечь на лЕднике, но там ещё сено не меняли, а спать на прошлогоднем не хотелось, пыль да и только. В пуне, хоть пока и не много, но уже навезли свежего. Правда там ещё ночевали овцы и всякая пернатая живность в виде курей, гусей, уток и индюков, но тогда мне казалось, что это лучше чем с Димкой. Размером пуня была просто неимоверных размеров. Такая, такая как ангар для самолётов или планеров. Живность явно не была рада моему появлению. Ничего не видя в темноте, пернатые устроили дебош, аж собака на улице разлаялась, хотя это было ей вовсе не свойственно. Отара разволновавшись стала иступлённо топтаться чем то грохоча. Воняло помётом и ещё чем то, а вот запах сена почти отсутствовал. По доскам залез на сеновал и чуть не наступил на курицу устроившую там себе гнездо. Она в кудахтаньем унеслась в низ к остальным не видя куда падает, а я нащупав три тёплых яйца, обошёл опасное место. С этими пернатыми была просто беда. Ещё пара курей раскудахталась под ногами и несколько раз я вляпался в куриный помёт, прежде чем нашёл своё гнездышко. Проверив всё в округе на предмет птичьих отметин, промял себе ямку в сене и улёгся, хотя скорее уселся. Именно теперь, когда я находился в непосредственном контакте с сеном, оно пахло ощутимо сильнее, забивая все другие неприятные запахи.

[strjem]

Утро выдалось для меня очень ранним. Петухи раскукарекались ещё в предрассветных сумерках. Конечно всё это кукареканье по утрам происходило в одном ограниченном пространстве бабкиного хутора и их было слышно везде, как на клети, так и в избе, но тут можно сказать я спал у самой колонки. Тихонько выскользнув за створку ворот пуни, пока дед Платон не пришёл за бараном, что бы выводить его на выпас, взял припрятанную с вечера Димкину удилку с обновлённым мною крючком и пошёл копать червей. Вот жеш лобастые, думалось мне, барана на выпас и все овцы следом. Бяшка на ланцуге, стадо рядом, даже если всю траву ощипали, ни одна овца от самца ни на шаг, природа! Было прохладно и сыро от росы. Накопав вилами подлистников по краю навозной кучи за хлевом, побежал под горку к озеру прямо через огород. Буквально на бегу сорвал несколько пупурышчато - колючих огурцов и выдернув пару морковин, решил, что для лёгкого перекуса будет достаточно. Забежал в баньку и накинув один из дядькиных пиджаков, уже спокойно, переводя дыхание, посеменил по скользким доскам к кладке. Распустил леску, плюнул три раза на червя и забросил поплавок к кустику озёрного камыша. Там беспрестанно происходила подводная возня, камышинки кто то бодал под водой и они рывками раскачивались в разные стороны, а всё вокруг покрывали поднимающиеся пузырьки. Странно, но поклёвку пришлось ждать довольно долго, минут пять, такого раньше не было. Разглядывая от безделья Димкину удилку, краешком глаза я косил на поплавок. Удилка была бедовая, именная что ли!? Такая длинная, обструганная орешина, ладная и выпрямленная почти до совершенства при этом очень лёгкая. Самый толстый конец комля легко и удобно располагался в ладони. Место обхвата было не обстругано и оставалось в коре, что бы мокрая рука не скользила. Налюбовавшись удочкой я уже было хотел полоскать морковку, и перебрасывать в лругое место, как вдруг поплавок приподнялся и заплясал, меленько так заплясал, будто мелочёвка начала с остервенением теребить червячка. Внимание в долю секунды переключилось на кусочек пробки, а окружающий меня мир начал исчезать и сужаясь превратился в пляшущий поплавочек. Ещё поплясав какое то время, этот невзрачный, коричневато серый, лишённый всяческой красивой покраски, сигнализатор поклёвок, медленно заскользил в сторону. Пожалуй пора, не то промелькнуло в моей голове, не то мне это кто то сказал с выше и я подсёк. Нечто не ведомое, но очень мощное, в долю секунды рванулось в редкие камышинки и начало там нарезать круги. Возможно, будь у меня более длинная удочка и больше лески, это что то, поплыло бы сквозь чахлую поросль камыша дальше, к кувшинкам, но всё было на пределе и рыба бурлила в том месте, где у меня снасть была вытянута в прямую линию между орудием лова и крючком, а точнее рыбой. Борьба длилась довольно долго. Рыба всё не хотела сдаваться, а мне всё это время не представлялось возможным идентифицировать её породу, оставляя интригу для полёта фантазий. И хотя в Бабкином озере выбор пород рыб был не велик, но всё таки интрига была. Наконец рыба сдалась и дала подвести себя к кладке, по пути продолжая делать попытки к освобождению, но уже не так отчаянно. Рыба оказалась огромным золотым карасём, шибко смахивающим на солнце, только тёмное и тусклое. Спина чёрная, под стать воде, бока бронзовые и такая же не преступная чешуя, как латы рыцаря. Красные грудные плавники, массивная башка, чёрные глаза без роговицы, как мне показалось и мощный хвост. Всё это великолепие венчал огромный спинной плавник с первым лучом усеянным внушающей ужас пилой. Это всё разглядывание было, но оно было потом, так как для начала сие чудо предстояло поднять на мосток, а это оказалось не простым делом. Пришлось наматывать леску до коротка на ладошку, а за тем брать рыбу двумя руками за спину и брюхо и только с третьей попытки мне это удалось. Все надежды запустить палец под жаберную крышку, не увенчались успехом, они оказались на амбарном замке. Чутка полюбовавшись трофеем и только теперь поняв, что у меня стучит в висках и дрожат руки, я опустил рыбу в садок.

[strjem]

Кладку сильно тряхнуло, так карась заявил о своих правах на место во временном доме под мостком, в который я его только что подселил к сидевшим там уже линям. Всё опять погрузилось в тишину и спокойствие. Хотя о какой тишине тут идёт речь, когда воздух просто раздирали птичьи трели. Все пели на свои лады и фьюитькали как умели. Дед Платон говАривал, что таким способом они не то общаются, не то переговариваются. Вот и в кустике дички красной паречки у самой кладки жила семья из пары мухоловок и двух маахоньких птенцов в миниатюрном гнёздышке. По началу было три яйца в гнёздышке, самка, или кто там у них высиживает яйца, при приближении людей выпархивала и надрывно пища пыталась отвлечь наше внимание от гнезда. Мы заглядывали сквозь листья не дотрагиваясь до них, так как дед скАзывал, будто есть птицы, которые и яйца, и птенцов бросают если учуят запах человека. Яиц было три, а вот птенцов вылупилось только пара. Может одно яйцо оказалось болтуном, а может какая другая беда приключилась? Жужжали комарики, изредка, как бы нехотя поквакивали лягушки. Одна заводила начинала, после чего все остальные подхватывали и начиналась квакающая вакханалья, но не в это утро. Первая затягивала квакающий перелив, но подхватывало его всего пара штук и идея тонула так и не найдя сторонников. По большаку проехал молоковоз, оставляя столб пыли долго висящий в воздухе, но у дальнего Белорусского хутора не тормознул, значит поехал дальше к Пастаратам и начнёт сбор молока оттуда. Противоположный берег, тот самый где проходил большак, начало освещать встающее ярило. Пока его лучи озарили только выпас, но ещё пару минут, и они зазолотятся на верхушках чёрной ольхи. По глади чёрной озёрной тарелки курился лёгкий туманчик и расходились кружки от плавящейся рыбёшки. Ветра пока не было, но туман явно тянуло в одну сторону и это говорило о том, куда будет дуть утренний бриз, если конечно ничего не поменяется. Весной Димкин дядька ходил на Смелину с острогой за щуками и принёс целое ведёрко окунёвой икры. Икру опустили в Бездонное у мостков, так теперь мелкого окунька развелось, просто тьма, вот он и подаёт признаки жизни мелкими кружочками расходящимися на воде, прям как капельки мелкого дождика. Оседло жившая в озере рыба редко плескалась, или плавилась, а если такое случалось, то происходило исключительно в прибрежной зоне, но никогда не на середине.
Рыбачить больше не хотелось. Поплавок с пожёванным червём на крючке я опустил у самого берега, что бы не отвлекал от мыслей роившихся в моей голове. Интересно себя вели водомерки, вертячки и гладыши сновали по воде туда - сюда без всякой на первый взгляд надобности, но так только казалось. Если за ними понаблюдать внимательнее, все их действия подчинялись определённым правилам из которых вырисовывался их жизненный мирок. Эти миры почти никогда не пересекались, хоть и лежали на одной плоскости водной глади, уж я не знаю почему, но они избегали встреч друг с дружками и казалось дружили только с членами своих кланов. Прополоскал морковку и схрумкал. Потом приступил к огурцам, но два первых оказались горькими и мне расхотелось их есть, как собственно и пробовать остальные. Тихо, почти не слышно пришлёпал по доскам Димка и сел рядом. По всему было видно, что наш разлад ему явно не шёл на пользу. Может он был обескуражен моей не весть Бог откуда взявшейся независимостью и неподдельному доказательству того, что я без него могу обойтись, а может это был удар по его самолюбию абсолютного лидера. Хотя скорее всего и того, и другого взятых вместе. Всё испортить одним махом легко, исправить трудно.

[strjem]

Так мы и сидели молча. Мне не хотелось ничего ему говорить, а обида опять начала овладевать моим естеством и подступать к горлу. Димка же всё никак не мог перешагнуть свою гордыню, сидел, сопел и видимо ждал, что я начну разговор первым. Наверное этим молчанием всё бы и закончилось, если бы не карась, он вновь так боднул садок а с ним и мостки, что Димка с изумлением, а может и испугом поинтересовался кто это так трясёт кладку? Пришлось рассказывать, а за тем показывать карася. Рыбина произвела на Димку, к моему великому удовольствию, неподдельное впечатление. Вообще то караси в бабкином озере не шли на удилку и по этому мой улов был большой удачей. Их бабкин сосед и родственник, дед Семёнов, лАвливал бучами. Ставил он их штук пять, шесть с лодки. Места не отмечал и где их поставил знал на память. Обычно кидал внутрь буча корку хлеба и утром до десяти карасей вынимал из самодельных ловушек. Иногда неделями сушил бучи у своей кладки и тогда разрешал поплавать на своей лодке, хотя карасей держал как и мы под мостками, от чего запрет на пользование лодкой терял всякий смысл. Лодка же была всегда не пристёгнутой и мне кажется он просто любил сам вынимать рыбу из бучей. Димку прорвало и он начал восхищённо обсуждать мой улов, спрашивая как карась клюнул и как долго сопротивлялся. Как то сам собой, весь раздор улетучился и всё начало возвращаться на круги своя. Я рассказал Димке про Васара, про ладную лодочку на цепи, огромных рыбах живущих в глушаке и клюющих даже в полуденный зной. Для пущей убедительности, повествуя обо всём этом, я широко разводил руками, для большей убедительности. Димку мой рассказ сильно потряс и он обещал следующую рыбацкую вылазку совершить именно туда.
День прошёл как всегда в заботах по хозяйству. Бабка отошла от вчерашнего нервного срыва и не называя меня больше городским фулюганом, подсовывала всякие вкусности. То мяска домашнего, холодного копчёния порежет, то медку к чаю предложит, а после обеда, так вообще баночку монпансье открыла. Димку она тоже перестала сильно гонять, и не приказывала что то делать, а как бы просила, но всё одно в слегка повелительном тоне. Пособирали смороды, поворАчили прокосы и сложили несколько кучек, это такие маленькие стога, но только без скелета. Потом эти кучки уже скирдовались, а пока так. Раз десять в перерывах между делами мы бегали купаться, и к вечеру, совершенно измотавшись, после ужина пошли спать на клеть.

[strjem]

Утром проспав, попытались с Димкой сбежать на Васара, но были замечены бабкой, когда пробрались в хату за краюхой хлеба. Она враз надавала нам всяческих заданий, которые и за три дня то не переделать. Наша просьба об выходном дне не возымела на неё никакого эффекта: - "У жопу козы Вы пойдёте, а не на рыбалку! Ягоды сыплются". Нужно было ещё много успеть, особенно накосить травы на пожне. К выходным Димкины дядьки должны были приехать на толоку. Дед Платон коня хотел взять на колхозной конюшне, сено нужно было навозить пока погоды стоят. Но дядьки приезжая не только хорошо работали, крепко вечерами пили, да в бане парились по чёрному до пузырей на коже, но и обязательно на рыбалки хаживали. А коли так, то и Димку с собою на рыбалки брали. А раз его, то и меня не должны были бросить. Интересно было бы со спецами порыбачить. Вон у них какие длинные удочки вдоль бабкиной избы через гвоздки прилажены, для просушки и выпрямления. Опять всё заново. Утром, по холодку на сенокос. По пять длинных прокосов, купаться и в ягоды. По три литра чёрной смороды, купаться и сено ворАчить. Между делом скотина, хряпа, лебеда, ведра с водой для водопоя. Курям с гусями, утками и индюками каши подать. Вечером кучки складывать, купаться, ужинать и спать. Так прошло пару дней. Не так что бы к обеду, а чутка пораньше явились из Медума с Даугавпилского автобуса по началу двое, а потом и третий приехал с женой. Помню пиво они пили на лавочке у полисадника, курили и болтали. Потом купались, а после обедали в хате. Тут уже горькую попивали с солениями и разносолами. Дед пригнал кобылу с жеребёнком из Пастарат. Жеребёнок оказался потешным и игривым, но к себе не подпускал и не позволял себя погладить. Игра простая в догонялки, я убегаю он гонится, и на оборот. В общем добегался я за ним, не то играя не то обороняясь, в один момент он встал на передние копыта а задними лягнул, угодив одним в мою грудную клетку. Я в раз оказался на земле и как в последствии оказалось с тремя поломанными рёбрами. Виду о боли старался не подавать, боялся, что на рыбалку не возьмут, к чему им нытики. Пришлось далее либо сидеть на завалинке, пока все сено таскали, либо утаптывать на бричке пока дядьки подавали. За пол дня всё сено свозили.

[strjem]

На другой день, не так что бы очень рано, но ещё по холодку, пошли на речку Смелинку с черпаком, рыбу гонять. С собой картофельный мешок для крупной рыбы и ведро для мелкой, живой. Живую мы приносили и выпускали в Бездонное, повышая тем самым видовой генофонд озера. Черпак, это такое гениальное изобретения для лова рыбы в не больших речушках и ручьях, при этом вся рыба оставалась в нём живой и не повреждённой. Крупную забирали на пропитание, а мелочь, или то, что не представляло ценности всегда можно было отпустить. Представьте себе огромный лук с тетивой, только его размер действительно большой, как первая крупная часть мерёжи в которую упирается и входит до впускной горловины сеть. Вот эта часть была согнута из толстой орешины, по низу её стягивала и удерживала капроновая верёвка, как тетива на луке а далее от этой конструкции шёл такой длинный мешок - матня мелкоячеистой сетки из толстой капроновой нити. Река перегораживалась в узком месте, допустим у перекатика. В конец мешка - матни закидывался речной бульник, который прижимал дальний конец этой торбы ко дну и один из добытчиков стоял в воде и держал сию конструкцию вертикально, он же выполнял функцию охранника возможно не перегороженного полностью черпаком участка речки и там ногами создавал всяческие движения мешающие побегу не попавшей в мешок рыбе. Дядьки же вооружившись болтовками, шли в загон. Болтовки, это такие длинные ольховые жерди вырубленные в заболоченном леске у бабкиного озера. Там все корни деревьев торчали из болотной грязи как пни на вырубке, только с живыми деревьями. Их срубали прямо с пнями и обрубив лишние сучки с корней получали на конце жерди такой как бы нарост. За тем сушили и вот и гонялка готова. Ударяя таким наростом в воду, как будто собираясь метнуть жердь в виде копья, корни захватывали много воздуха и создавали сильный характерный звук. Отсюда и название болтовка. Обычно старшие уходили в загон на три, изредка четыре ямки в верх против течения, а гнали рыбу соответственно в низ. Я сидел на берегу с ведром, мешком, дядькиными сигаретамило и чекушкой с закуской, а Димка занял место на перекате с черпаком. Выше по течению начали доносится булькающие удары о воду. По началу они были не очень громкими и вроде бы даже не очень частыми, но чем ближе они приближались, тем громче становились и чаще звучали. В ямке выше переката казалось было очень мелко, дно просматривалось будто и воды там не было. В маленькой бухточке, в самом глубоком месте омутка из воды торчал солидный пень. Судя по звуку ударов о воду, дядьки уже приближались к этому омутку. Двое из них шли по разным берегам постоянно нанося удары в воду и в местах ударов поднимались кучи крупных пузырей, а один шёл по середине реки и бил жердью по воде плашмя, что бы охватить как можно больше пространства. Матня черпака уже давно подёргивалась и вибрировала, а Димка всё интенсивнее баламутил ногами. Было отчётливо видно как рыба заскочив в черпак, вдруг выскакивала из него вероятно соприкоснувшись с сеткой и делала попытку проскользнуть между Димкиных ног, больше того, некоторым это даже удавалось, но всё же большая часть попадала в матню. Взрослые всё ближе, шум всё сильней. В омутке оказалось на удивление глубоко. Дядьке Сеньке, что гнал рыбу по воде, оказалось по грудь и он явно тормозил процесс не успевая за идущими по берегу. Но тут оба других брата тоже прыгнули в воду и стали ему помогать. Я смотрел на это как завороженный. Шум, пузыри, брызги, мокрые тела в воде, муть, Димка орудующий изо всех сил ногами и вибрирующая палка черпака от бьющейся о сетку рыбы. Все четверо наконец сошлись у черпака и быстро подняли его переднюю часть. Дальше уже можно было перевести дух. Рыба в ловушке и теперь никуда не денется, а охотники, это было видно по ним, изрядно умаялись.

[Vasilij46]

а Васька занял место на перекате с черпаком.

Вадя Я польщён,что стал героем твоего рассказа

[strjem]

Vasilij46, где фигурировали цифры "46"? Не дай Тебе Бог так кончить!
По многочисленным просьбам читателей, Ваську пришлось прибить через пристреливание! Взялся не знамо откуда, влез не знамо куда и ушёл в астрал после сухого выстрела.... Место безвременно усопшего Васьки - занял запасной, Димка.
Устал как бобик на охоте, думал посплю в Литовской гостинице, а тут этот.... Глазастые все однако стали!

[strjem]

Все выбрались берег и подняв на верх черпак, начали перебирать улов. Получилось примерно полтора ведра товарной рыбы и штучек тридцать откровенной мелочёвки. К крупной рыбе отнесли пару ментузов, трёх щук, окуней штук двадцать, венчало всё это прыгающее великолепие кучка крупных подлещиков и плотвы, но главным в улове всё таки считалась простая уклея. Правда она в Смелинке была очень крупная и ценилась пуще любой другой рыбы. Бабка её почистив солила и затем сушила на русской печи. Вкуснятина получалась неимоверная. Хранила она её как Кащей Бессмертный свою жизнь! Холщёвый мешок она подвешивала в подпОле, куда попасть можно было только минуя большую кладовую, что находилась по левой стороне от печи, а это неминуемо пролегало через поле бабкиной деятельности. В этой кладовке хранились мешки с мукой и крупами, с потолка свисали вязанки лука, чеснока и кучи всяческих трав и приправ. Главной достопримечательностью этого помещения был особенный, не передаваемый запах пряностей и лечебной ромашки, а так же сепаратор какой то немецкой конторы двадцатых годов прошлого столетия. Покрутить его рукоятку считалось у нас огромной удачей. Но и это был не последний рубеж обороны вяленки. За первой кладовой, была вторая, махонткая и именно в ней находился заветный люк в пОдпол. Бабка изредка выдавала нам по паре рыбок как конфеты, за особые боевые заслуги.
Разномастная мелочь заняла своё место в оцинкованном ведре и смешно маша хвостиками носилась по кругу. Дядьки в мокрой одежде сели в круг на траве и я каждому, кроме Димки конечно, подносил ко рту сигарету и давал прикурить от горящей спички. Отдохнув, пошли выше против течения. Пару ямок прошли не останавливаясь и за мостком из трёх брёвнышек с пролегающим рядом на перекате бродом в деревеньку из пяти - шести хат под названием Кальнишки, тормознулись. Тут начинался полевой, глубокий участок речки, заросший кувшинками и медленно несущий воды в таком виде аж от Малиновских пожен. В ближайшем сужении установили черпак, но на сей раз из за глубины к нему встал один из взрослых. Димке дали самую маленькую и лёгкую болтовку, а я сидел на месте и охранял сигареты, спички и рыбу. Грудина ужасно болела, но скулить или ныть было нельзя, иначе больше не возьмут на рыбалку. В этом месте проход загона был совсем коротким, метров сорок, не более. В воду уже никто не лез. Во первых - глубина, а во вторых - вязкое дно. Такой скорости как в первом прогоне тоже не наблюдалось. Всё простукивалось сильно, основательно и глубоко, но медленно. Наконец загон закончен и черпак поднят. Рыба практически та же, разве только пара жирных линей с карасями и одним язём, скрасили рыбное однообразие. Щуки с окунями изрядно подросли и отяжелели. Уклейки почти не было, а мелочь была такой же как и в первом прогоне. На этом после перекура решили закончить. Хотя один из дядек, Лазарь кажется, подбивал пугануть ещё один участок, но рыбы было уже и так в избытке. Тут и дорога рядом, она мимо хутора Андриевского выходила в акурат к бабке. Мол уже и завтракать пора, и по рюмахе за разносолами, после вчерашнего не помешает, и искупнуться да грязь смыть не будет к месту.

[strjem]

Перед уходом с реки поменяли ещё разок воду в ведре с мелочью и мокрые пошлёпали к хутору. Каждая рыбалка при помощи черпака, заканчивалась зарыблением Бездонного озера. Живую молодь выпустили, после чего приступили к водным процедурам с мытьём. Странно, но тогда все у кого хутора имели доступ к воде или те у кого были свои, вырытые сажелки, мылись часто именно там. Не полностью конечно, а частично и вроде бы вреда экологии сие действие не наносило. Рыба не дохла, да и раки водились. Вот только мыло тогда было исключительно козеиновое - хозяйственное и детское, второе в принципе то же хозяйственное, только лучшего качества.
Завтрак вперемешку с обедом. Стол ломящийся от еды. Такое бывало только когда большая часть семьи съезжалась на толоку. На столе стояли соления, чеснок маринованный, огурцы, капуста квашенная, солонина, домашние копчёности, тончайшие пресные блины размером с поднос которые каждый ел в том виде, в котором хотел. Одни с жареными мелконарезанными копчёными шкварками, другие, кам мы допустим, с мёдом, вареньем или сметаной. Далее в тот день был сенокос на границе с Малиновскими пожнями. Не большая заготовка дров в некогда принадлежащем Бабке Наде сыром лесочке на той же Малиновской границе. Прополка, ягоды, скотина и опять купание. Дядьки начавшие выпивать ещё за столом, не переставали прикладываться к спиртному в течении всего дня. Странно, но пьяными они мне не казались, хотя было довольно жарко. Ближе к вечеру, мы получили наказ прикормить пару мест на Бездонном у кладки. А потом пошли со старшими вырезать новые удилища к Смелинке в район который все называли Ляды. После Ляд начинались Кручи, там то по косогору и рос орешняг. Часто удочки, но из молодого березняка, дядьки резали прямо по краю пожни, что была у озера. Но в ту зиму было много снега и частых оттепелей, в результате чего все товарные берёзки согнуло до земли и так они простояли до весны. Это испортило товарный материал напрочь. Выпрямлять дугообразную удочку было очень сложно, да и к чему, ведь есть лещины, они и тоньше, и легче, и прямее, и длиннее. Никогда не думал, что к выбору удилища предъявлялось столько условий или условностей. Ведь в жизни они казались срубленными наугад, первыми попавшимися, ан нет. Даже после вырезки и удаления сучков, заготовку проверяли на потрях, будто у лещины с одного куста мог быть разный строй. Но так это или нет, мне узнать не удалось, а сейчас срезать орешняг ради так сказать эксперимента, мне не хочется. Ведь я на него уже никогда ловить не стану. Потратив пару часов и получив несколько заготовок, отправились в обратный путь. Нам с Димкой тоже вырезали новые удилки. Более длинные чем предыдущие, и как мне показалось более тонкие в комле, а следовательно и более лёгкие после просушки. По возвращении, дядьки бросили принесённые заготовки в полисаднике за хатой и отправив нас копать червей, сели к столу. Быстро справившись с поставленной задачей, нам ещё довольно долго пришлось ждать, когда же их высочества насытятся, а главное напьются. Наконец, вобрав с собой съестного и прихватив початую бутылочку они отправились под гору к озеру. Следом семенили мы неся как свои, так и их удочки.

[strjem]

Озеро встретило нас уже курившимся вечерним туманом, абсолютной водной гладью и сонными всплесками рыб. Не стройным хором квакали лягухи и чмокали в плавнях караси с линями. Уселись в соответствии с прикормленными местами. Я с Димкой по одну сторону кладки, дядьки с бутылочкой по другую. Дорожки пузырьков поднимались в прикормленных местах. Линь, а может и караси бузили, рыли ил. Клёв был исправным и ящик садка заполнялся, но мне почему то это уже было не в радость. Кладку потряхивало от беснующейся приличной стаи рыб. Ведь за всё время, бабка жарила рыбу раза три, четыре, а ловили мы её гораздо чаще. Вот и моя гордость, золотой карась, всё ещё живет в садке. Решил для себя, что в ближайшие дни отпущу втихаря часть рыбы обратно озеро. Досидев до поры, когда подсекать уже приходилось наугад, засобирались домой. Дядьки засели с бутыльком и цыгарками на лавочке у полисадника, а мы с Васькой забрав бельё, пошли спать в пуню. Взрослые тут под ухом на улице будут бухтеть пол ночи а потом ночью припрутся к нам на сеновал и будут храпеть. Можно было и на лЕдник, но уж больно он близко расположен от клети, слышимость ночью ещё та, да и сеновал на там махонький.
Для нас утро началось как всегда, с работы. скотина, сено варАчить на вчерашнем прокосе. Ягоды слава Богу почти отошли, что осыпалось, что то собрали, а что кури с индюками поклевали. Оставался ещё агрыст и поречка, но с этими уже было проще. Агрыст собирался только для компота и на поесть, а поречку собирать было проще простого, щипай с веточками и всё. Вишни было мало, часть собрали мы, часть упёрли соседи, а третью часть шпаки. Мы пытались с ними воевать, и сетку вешали и из рогаток били, а им всё нипочём. Налетают чёрной стаей, и в миг деревья пустеют.
Дядьки проспали до обеда, спустились мятыми и покурив сразу сели к столу на котором уже стояла запотевшая из лЕдника. Потом была ошкурка будущих удилок от коры, потом прилаживание меж гвоздиков к брёвнам хаты, прибивая новые гвоздики в местак, где удилку нужно было выпрямить. Я всё думал, ну когда же мы пойдём на настоящую рыбалку? Чувствовалось, что их и так всё устраивало и жизнь удалась.

[strjem]

Ех, а ведь уже скоро. И хоть руки не поднимаются корябки шкрябать, поковыряю опущенными.
Давно кануло в лета то время, когда ещё не пахнущая морозами осень с не успевшим забыться бабьим летом, вдруг полностью меняло жизнь Васьки. Это как любовь, что то там такое в мозгах и оно очень сильное, будто на химическом уровне. Хотя нет, любовь, но только к зиме, да и не к ней собственно а именно к зимней рыбалке. Васька вдруг начинал весь зудеть и чесаться будто шелудивый, чесоточный, если угодно. Женщины отступали на второй план и даже свежее пиво переставало радовать, а он всё чаще и чаще доставал с антресолей старенький, видавший виды зимний ящик и из него соответственно - коробочки, удилки - дрыгалки и мормышечные балалайки. Он очень гордился содержимым этого ящика, оно было поистине бесценным и поверьте, не только для него. Любой рыбак - зимник, много бы отдал за содержимое Васькиного ящика. Всё кроме лесок и крючков было сделано Васькиными руками. Была конечно пара - тройка покупных мормышек, но это скорее всего являлось исключением из правил, нежели правилом. Там вообще много что лежало. Не валялось заметьте, а именно лежало на своих отведенных для каждой вещички местах. И всё это добро, он перебирал. Что то доставал, вертел в руках и задумчиво отправлял на прежнее место. Что то проверив в двадцатый раз, доводил до совершенства, дома подручными средствами. Если это оказывалось невозможным, то "цацка" забиралась на работу, дабы в обеденный перерыв превратиться в совершенство. И вот уже неделю как держаться морозы, и уже даже днём устойчивый, пусть не большой, но минус, и на выходные обещают то же. Значит пришло, это время "Х", это его час. Начиная со среды Васька бегает к городскому озеру попробовать лёд прихватив пару кирпичей. Круги на воде от падения угловатого кирпича, всё одно расходятся круглыми, а вот втыкаясь с лёта в лёд, кирпич, как и положено оставляет квадратную дыру, но только если лёд уде слегка окреп. В пятницу, по тёмному, Васька глупо топтался у берега и тюкал молодой ледок пешенкой. Пешень у него было две. Одна такая лёгенькая, будто детская, для перволедья. И ходить с ней легко, и на тонкий лёд давление меньше с такой то ношей, и проверяя ударами безопасность льда создавалась иллюзия его толщины. Вторая - та посерьёзней была, потяжелее, но не критично, а что б работать было сподручней. Придал такой ускорение, дальше она сама за тебя удар сделает правильный. Там и угол был идеальным, ею не как некоторые типа ломами работают, силы теряя, этой Васька бил под углом в сорок пять градусов примерно. С трёх ударов от льда отлетало столько же тарелок - блинов оставляя большую, глубокую воронку. Оставалось лишь пробить тонкую перемычку отделяющую ледок от воды. Да и ковал её спец кузнечного мастерства и отличный рыбак Сашка "Вакула". Ею и двадцать сантиметров льда можно было откупорить на раз и на тридцати не вспотеешь.

[strjem]

В субботу утром, щурясь в лучах восходящего солнца, Васька уже стоял на берегу глушачка. Озерцо было не большое, эдакая тарелка с топким бережком и илистым дном, там где глушачёк подходил ближе к железке, в остальном же везде, дно было преимущественно песчаным. Первый лёд в виду замкнутости и защищённости от ветров лесным массивом, на глушачке вставал пожалуй раньше чем где бы то ни было в округе. Можно было бы отправиться и куда то по дальше, но смысл в отсутствовал как собственно и снег, благодаря отсутствию которого и отсутствовал этот самый смысл. А тут и глубинка была, и рыбка присутствовала. Пара породистых королевских пингвинов в фуфайках уже сидела на поверхности твёрдой воды. При определённом угле просмотра картинки, казалось, что они парят над водой. Васька почти бегом выскочил на лёд и бодро зашагал изредка потюкивая пешенкой перволедкой, но не ради проверки льда, а так, как для красоты звучания льда во время ходьбы. Ледок похрустывал и потрескивал от шагов, но этот трес перволёдный вовсе не страшный. Путь он держал в сторону каких то оставшихся с войны фортификационных сооружений видневшихся на берегу среди сосен. По всему было понятно, что сие сооружение - пережиток прошлого, эхо войны, если угодно, оставшееся после гитлеровской оккупации. Место было мрачным и неприветливым. Бетонные блоки покрытые мхом достигали толщины до двух и более метров из которых торчала арматура толщиной в руку, а всё это мракобесие высотой с двух этажный дом, глубоко уходило в холм. Но это только когда смотришь на берег в этом место, но стоило отвернутся и красота глушачка просто поглощала всё Васькино естество. Под прозрачным льдом при ходьбе поблескивали мелкой слюдой стайки верховки. Трёх ударов пешенки хватало на лунку и блиточка качая гранями при падении не спешно тонула. Когда блёсенка достигала дна, Васька подматывал леску так, что бы рука расслабленно покоилась на колене, приманка находилась сантиметрах в трёх от дна и кистью без напряга можно было делать лёгкие подкиды блесны. Следовал подкид сантиметров на пять и пауза. Было хорошо видно как леска откланялась в сторону, а за тем медленно возвращалась в исходное положение. При этом в момент возврата, блиточка вихляла гранями с права на лево. И вот, когда казалось, что она уже приняла исходную точку и остановилась, когда у всех остальных уже следовала следующая, как это водится мощная подача вверх, Васька выждав ещё секунд пять, коротко скидывал блитку в низ и лишь потом делал плавный, махонький подбросик вверх сантиметров на шесть - семь. Именно при провале приманочки в низ, либо на длинной паузе ожидания и следовал долгожданный тычок - поклёвочка. А ещё чаще без поклёвки на леске появлялась тяжесть в момент плавной подачи вверх. Человек просто не успевал почувствовать как рыба схватила блитку в момент между провалом и подъёмом. Васька это помнил, вот сейчас руки всё делали сами, оставляя возможность глазам наблюдать за окружающими, коих к тому времени на озерзе уже по прибавилось. И на льду виднелась движуха. Пара приличных рыб били хвостами, вот только идентифицировать их породу в виду удалённости Васька не мог. Он чётко представлял себе происходящее под водой. Окуни, если они там были, как правило собирались в круг приманки и тупо за ней наблюдали. Длилось такое созерцание до трёх минут. За тем, самый сильный, наглый, смелый, жадный, шустрый или голодный вырывался из круга и хватал блитку. Следующие начинали вешаться на заброс, даже на падении. Если более трёх минут потычек и касаний не наблюдалось, можно было смело переходить на другую лунку. Если даже и были касания, но не более того, всё одно лучше было покинуть эту лунку. Скорее всего, окунь там был один, а без конкурентов уговорить его на уверенную поклёвку было очень сложно. Уж проще место сменить, да на стайку сесть.